Мария Рябикова: «Людей не хватает, а я стараюсь делать то, что могу».

Имя Марии Рябиковой  широко известно в кругу гражданских активистов.  Она  — создатель и член общественного движения «Христианское действие», принимала активное участие во многих политических акциях,  в частности в поддержку Сергея Мохнаткина, Свидетелей Иеговы (организация признана экстремистской в РФ), фигурантов «Московского дела». Сейчас Мария работает санитаркой, помощницей о уходу, в одной из   больниц, предназначенных для пациентов  с COVID-19.   В  интервью для НОО «За права человека» она рассказала о своих впечатлениях от  работы в больнице,  поделилась планами на будущее, сообщила  о нехватке младшего персонала в больницах для ухода за пациентами  с COVID-19 и об особенностях своей  работы.

-Несколько дней назад Вы давали интервью МБХ-медиа о работе санитаркой в больнице с заражёнными COVID-19. Что побудило Вас выбрать именно такую профессию, кроме поиска работы?

Как я говорила, меня побудило, в первую очередь,  ощущение того, что ты находишься в каком-то сжимающемся кольце беспокойства за близких  и не можешь ничего сделать. И это очень тяжело. Когда заболели мои близкие, друзья, я поняла, что ничем не могу помочь.   Я поняла, что для меня лучше быть внутри такой ситуации, чем  просто смотреть со стороны, как  умирают люди. К тому же я просто искала работу, и мне в любом случае нужно было куда-то устраиваться. И да, такая работа — это не волонтёрство, а именно работа за деньги.  Я искала нечто  такое, что было бы полезным, что было бы и реальной помощью, поскольку у меня была внутренняя необходимость как-то помогать  тем, кто в этом нуждается. Когда ты постоянно живёшь в своей реальности,  пишешь статьи, провозглашая о чём-то великом, но не прикасаешься к маленькому, человеческому, то со временем возникает потребность быть внутри   того, что касается всех.

-Повлияли ли Ваши религиозные взгляды  на выбор этой профессии?

Конечно. Отчасти выбор именно этой работы связан с  моим пониманием христианства: Христос — бог, который  пришёл в этот мир, не испугавшись человеческой грязи, он всё переживает с нами. Следовательно, и сущность христианства не в том, чтобы убегать от жизни со всем её  несовершенством, а следование за богом.  Христианство — это, в первую очередь, солидарность. При этом, я хочу, чтобы окружающие понимали, что я не  жертвенная героиня. Работа с заражёнными COVID-19 — для меня, в первую очередь, это именно работа.

-В интервью МБХ-медиа Вы также сказали, что работаете в психоневрологическом диспансере (ПНИ), который переделан под больницу для заражённых  COVID-19.

Сейчас я уже там не работаю, я еду в другое место и буду работать там вахтовым методом. Это психоневрологический интернат, находящийся в Подмосковье.

-Когда Вы работали в ПНИ с Вами работало ещё несколько человек, которые также  утроились на время пандемии. Много ли их было?

Не знаю, много ли их было. Но вообще скажу, что людей не хватает.

-Расскажите, пожалуйста о Ваших наблюдениях за тем, как протекала  болезнь  тех, за кем вам приходилось ухаживать? О коронавирусной инфекции сейчас ходят разные слухи: кто-то говорит, что она сопровождается пневмонией, кто-то — диареей и т. д. Что из этого у заражённых видели Вы? 

У многих больных наблюдается диарея.  Есть и симптомы, как у ОРЗ: кашель, лихорадка.  Самая большая проблема, это, конечно же, пациенты с диареей: им приходится менять подгузники, они быстро протекают. К тому же всё это усугубляют и сопутствующие заболевания.

—Много ли пациентов умерло за то время, которое Вы проработали в ПНИ?

Это больница не для тяжёлых больных, насколько я поняла. У нас умерла только одна бабушка, которая была очень старой,  и там не очень было понятно, от чего. Возможно, именно от старости.

—В интервью МБХ-медиа Вы также рассказали о том, насколько физически и психологически тяжело работать с больными, а в особенности с пациентами ПНИ. Как это всё сказывается на сотрудниках больницы?

Не могу сказать. Я чаще имела дело с пациентами. С врачами общалась мало. А так среди медперсонала есть разные люди. Некоторые, как и я, пришли со стороны. И мотивация у них разная. Кто-то пришёл на такую работу от безысходности, просто потому что деньги нужны, и не на что кормить семью. Отношение у них к пациентам  и  к работе тоже разное.

-Как  больные относятся  к тому, что  они заражены?

Среди больных были разные люди, в том числе и вменяемые. Были и такие, которые легко переносили заражение COVID-19. Они помогали кормить  менее дееспособных. Например, один из больных заботился о молодом человеке, с которым делил палату: этот молодой человек не мог двигаться и говорить. В общем, среди пациентов были хорошие и приятные люди. Для меня опыт общения с ними был очень важен.

-Как заражённые переносят болезнь? Пытаются ли вставать, ходить по палате?

Болезнь переносят по-разному. У некоторых симптомы COVID-19 выражены слабо. Были и такие, — возможно, у них  болезнь обнаружилась недавно и туда их просто поместили на изоляцию, — у которых вообще никаких симптомов не наблюдалось.  Были и более-менее активные, которые передвигались. А были и такие, по которым видно, что им очень тяжело и плохо. Но поскольку там много пациентов с психоневрологическими расстройствами, не совсем понятно, как они себя чувствуют. Например, человек находится в какой-то прострации, и не ясно, то ли это у него так симптомы коронавирусной инфекции проявляются, то ли  психическое расстройство.

—Вы говорили, что некоторые больные помогают тем из них, кто меньше всего может позаботиться о себе. Пытались ли больные помочь Вам в Вашей работе?

Такого не было, чтобы именно пытались. Иногда, некоторые пациенты, например мужчины, спрашивали, нужна ли помощь с  лежачими больными. Я  на такой работе впервые, и для меня забота о таких больных пока даётся с трудом. Я смотрела видеозаписи с описанием того, как таких больных переворачивать,  чтобы поменять подгузник, и  потихоньку справляюсь. Но если больной очень тяжёлый, помощь, конечно,  требуется, чтобы его как-то сдвинуть.

-Как вы считаете, есть ли что-то общее между Вашей работой и правозащитной сферой, с которой Вы также связаны?

Пожалуй  то, что гуманитарная сфера и правозащитная  очень жёстко разделены. Если ты находишься внутри одной из них, ты должен помогать одному конкретному человеку, и для тебя это важнее всего остального.  Если я сейчас, например, вместо выполнения своих обязанностей, начну ставить перед собой какие-то другие цели: правозащитные или журналистские, — то уже не смогу помогать больным так, как делала это раньше.

-Можно ли сказать, что Вы испытываете радость о от помощи людям и осознания того, что  в той или иной степени способны повлиять на сложившуюся ситуацию?

Да. Это приносит радость, но не только. Пациенты в ПНИ были  разными.    Были те, у кого, помимо коронавируса, сопутствующие заболевания психоневрологического характера. Были и  пациенты с деменцией.  Возможности помочь всем нет. Я, конечно,  стараюсь делать то, что могу, понимая, что кроме меня этого не сделает никто.  Так что, с одной стороны, эта работа даёт радость и смысл, но, с другой стороны, она психологически и морально тяжёлая. При такой работе чувствую себя, можно сказать,  как на качелях: от морального подъёма до полного упадка настроения и сил.  Но если говорить в общем, то я рада, что пошла туда. Для меня это очень важный опыт. Более того, я хочу продолжать работать даже после пандемии. Особенно в ПНИ, в детском доме или где-то в этом роде. Мне бы хотелось и дальше работать с такими людьми.