Адвокат Лиля Гемеджи рассказала о судебном процессе одной из пяти пятерок Второй симферопольской группы
Крымские татары, 25 человек, обвиняются в организации и участии в деятельности партии «Хизб ут-Тахрир», признанной террористической на территории России решением Верховного суда от 14 февраля 2003 года. Рассмотрение пяти уголовных дел ведется Южным окружным военным судом.
В нашей пятерке начали предоставлять доказательства защиты. Мы приобщили исследование, которое было выполнено титулованными российскими экспертами. Это Жарков и Константинова. Они очень четко расписали, почему нельзя признавать компетентной экспертизу, выполненную по постановлению следователя ФСБ. В том числе и ту часть, которая касалась вопросов религоведа. Несмотря на то, что Константинова психолог, а Жарков лингвист, они как эксперты указали на те ошибки, которые были допущены экспертом-религоведом. При этом они не погружались в религоведческую часть, так как не имеют в этой области соответствующих компетенций. Они дали анализ именно с точки зрения процедуры выполнения религоведческой части. Эта процедура была нарушена и не соответствовала методике проведения.
Также мы на одном из судебных заседаний допрашивали свидетелей, которых пригласила сторона защиты. Это люди, с которыми тесно общались наши подзащитные. Мы им задавали стандартные вопросы, которые были сформулированы нами из текста обвинительного заключения. А именно, совершал ли кто-либо из наших подзащитных какие-либо противоправные действия. В частности, вербовал ли кого-то в какие-то организации, распространял ли какую-то литературу. На все эти вопросы свидетели отвечали отрицательно.
Один из вопросов звучал так: «Можете ли вы рассказать об отношении подсудимых к представителям других национальностей, других конфессий?» Потому что в обвинительном заключении говорится о том, что наши подзащитные по отношению к представителям других национальностей и конфессий испытывали нетерпимость. Был также вопрос о том, как часто свидетели были у обвиняемых дома. Они отвечали, что бывали часто, но при этом не видели литературу, которая бы вызывала бы у них какие-либо вопросы.
У нас вышла дискуссия с судом относительно того, что мы задаем вопросы, пытаемся «доказать отрицательные факты», как выразился суд. Мы сослались на то, что это люди близкого круга общения с нашими подзащитными. И поэтому они, как никто другой, должны были знать, совершали ли наши подзащитные действия, которые прописаны в обвинительном заключении. И если этот близкий круг этих действий не видел, то тогда сторона обвинения должна доказывать то, что эти действия происходили.
Сторона обвинения представила свидетелей, которые – мы на сто процентов уверены – не знают наших подзащитных. И эти свидетели давали противоречивые показания. При этом они говорили, что со стороны конкретно наших подзащитных им никакой опасности не угрожает. Их данные были засекречены только лишь на основании того, что якобы «Хизб ут-Тахрир»* распространена по всему миру. В этой организации много членов, и кто-то из них когда-то сможет им угрожать каким-либо образом. Это абсолютно надуманное предположение. Но суд согласился с этими доводами, несмотря на то, что в уголовно-процессуальном кодексе четко прописано, что должны быть конкретные основания. Европейский суд в своих решениях неоднократно подчеркивал, что должны быть представлены факты. То есть, если было покушение на этого свидетеля, то можно говорить о том, что да, ему что-то угрожает. Или если были какие-то письменные или устные угрозы, которые можно было бы подтвердить.
Поэтому мы, общаясь с судом, говорили о том, что сторона обвинения не доказала то, что написано в обвинительном заключении. Мы задавали вопросы свидетелям: «Была ли из уст наших подзащитных воинствующая исламская пропаганда?» Многие вообще были в шоке и спрашивали: «А что это такое? И как нам определить эту воинствующую исламскую пропаганду?» Все говорили о том, что обвиняемые – это абсолютно мирные люди. Это люди, которые призывали к хорошим, благим поступкам. Они призывали относиться друг к другу дружелюбно, уважительно, быть толерантными, компромиссными.
При этом в качестве свидетелей выступали соседи, которые являлись представителями иных конфессий и представителями других национальностей. В частности, у Энвера Аметова супруга Галина – русская. При этом она не соблюдает каноны ислама полностью, но, учитывая, что она ездит на суды, это как раз показатель того, что семейная жизнь была благополучна. Настолько благополучна, что женщина, несмотря на то, что ее мужу грозит такой огромный срок, продолжает ездить поддерживать его и показывать, что этот человек для нее важен, и он является образцом мужчины в доме.
На одном из заседаний мы пытались допросить ребят, которые также проходят по этому уголовному делу, но которым вменяют часть первую статьи 205.5 УК РФ. Их доставили, но допрос у нас не получился в виду того, что им не были обеспечены их защитники. Допрос перенесся на следующий раз.
Мы пытались приобщить заключение религоведа – эксперта с ученой степенью. Он закончил один из Санкт-Петербургских вузов и сейчас работает в Институте востоковедения в Украине. Именно по этой причине – потому что он является гражданином Украины и работает в Украине – нам было отказано в приобщении заключения данного специалиста, хотя он очень емко и четко расписывает все тезисы именно с религоведческой точки зрения. Такого уровня специалистов именно по исламу в РФ, к сожалению, нет, либо они сильно боятся выступать в судах. Тем не менее заключение мы не смогли приобщить. Мы будем пытаться приобщать его дальше. У нас будет еще такая возможность.
В процессе исследования материалов уголовного дела мы обращали внимание суда на то, что во многих следственных действиях, в частности в опознаниях, в осмотрах, были одни и те же понятые, статисты. Один из понятых вообще был на момент проведения следственных действий несовершеннолетним. Мы будем ходатайствовать перед судом о признании протоколов данных следственных действий недопустимым доказательством.
Мы также обращали внимание суда на протоколы обысков. Во время обысков адвокаты допущены не были. В том числе не была допущена и я. Ни к Сулейманову, ни к Бекирову, ни к Арифмеметову. Они являются соседями. Я была свидетелем того, как абсолютно спокойно по двору разгуливали представители правоохранительных органов. Недопуск адвокатов был преднамеренным действием. Я снимала видео – и я планирую исследовать это видео в суде, – где видно, что силовики передвигались по двору спокойно и без хозяев. Поэтому подброс литературы, о котором говорит, в частности, мой подзащитный Руслан Сулейманов, был достаточно легким делом для тех сотрудников, которые проводили обыск. Мы обращали внимание суда на то, что это был подброс новых книг. Он произошел в грязном месте – это недостроенное помещение, котельная. И в эту котельную, за газовый баллон, были подброшены эти абсолютно новые чистые книги.
Что касается аудиозаписей, то разговоры, которые были записаны, диаметрально противоположны тому, что можно понимать под терроризмом или захватом власти. Одна из тем – тема мужества с точки зрения ислама. Другая тема – ценность времени. Шло обсуждение того, насколько рационально мы тратим свое время. Допустимо ли играть в онлайн-игры, если ты не обеспечил финансово свою семью?
Многочисленные ошибки, даже в написании имен и фамилий, показывают уровень того, как относятся правоохранительные органы к предъявлению обвинения. Зачастую в промежуточных или итоговых документах судебных органов проскальзывают такие формулировки как «не отрицает его вину». То есть полностью нивелируется принцип презумпции невиновности. Это является нонсенсом. И я думаю, что это ведет к полнейшей деградации судебной системы и потери авторитета не только перед юридическим сообществом, но и перед населением в целом.
* В РФ признана террористической организацией и запрещена.
Фото: Дарья Корнилова
