Александр Шестун: Как 56-летний Шестун толпу тюремщиков избил
5 ноября судья Юферова в судебном заседании в г.Подольск зачитала рапорт из СИЗО о применении силы к Александру Шестуну, в ходе которой он ударил тюремщика Романа Севастьянова ногой в плечо во время заталкивания в автозак четырьмя сотрудниками ФСИН, с заламыванием рук и ног заключенному. По факту нападения на представителя власти тюремные врачи сняли побои у «пострадавшего», видеорегистратор зафиксировал момент удара, материал передали для доследственной проверки в СКР на наличие состава преступления по ст.318 УК РФ.
Чтобы понять корни этого инцидента, вернемся на неделю назад, когда 30 октября наш автозак попал в серьезную аварию в Москве, а я получил травмы. Произошло это неслучайно. Подольская судья Юферова измотала лошадиным графиком заседаний по 4 раза в неделю не только меня, но и конвой. Четыре сотрудника бессменно неделю привозили меня после отбоя в СИЗО, потом возвращались глубокой ночью в Подольск, а в 6 утра опять выдвигались в Матросскую тишину. Если у меня получалось спать по 5 часов, то у конвоя еще меньше. Особенно страшна усталость для водителя автозака, которому необходимо иметь хорошую реакцию на загруженных московских дорогах. В пятницу, 30.10.2020, в 19-50 на Варшавском шоссе, перед поворотом на третье транспортное кольцо, в наш автозак въехала другая «Газель». Страшный удар отбросил нашу машину на трамвайные рельсы, у нее отлетело переднее колесо, пробило дырку в боку кабины. Обычно наш автозак сопровождает легковая машина с вооруженным спецназом, но в этот раз их не было. Понаехало полиции со всех концов. Опасались при переходе в другой автозак, что сподвижники отобьют меня у конвоя. Повредил себе правую ногу, шейные позвонки и сильно ударился головой о решетку. Всю ночь рвало, но врач так и не осмотрел меня. У конвоя в автозаке просторные, мягкие, высокие кресла, а я впритык в железном шкафу на жесткой лавке, без каких-либо средств безопасности.
За пару дней до аварии водитель полицейского конвоя Кувшинов жаловался мне на изможденность от недосыпания, я посоветовал взять больничный ему, о чем доложил судье на следующем заседании после аварии. Юферова уточнила у старшего конвойной группы подробности происшествия, и он изложил все как было, но соврал, что мне предлагалось вызвать скорую помощь. Мало того, за субботу и воскресенье врач даже не осмотрел меня, несмотря на мое требование медицинской помощи на утренних и вечерних проверках. Судья не стала проводить заседание в этот день и отправила назад в СИЗО для полноценного исследования моих травм, не отреагировав на мое возмущение клеветой полицейского конвоира и о регулярных заездах автозака на заправку, в шиномонтаж и «Макдональдс» (а остановка спецтранспорта с заключенным строго запрещена по закону).
В больнице меня осмотрел терапевт, предложил сделать рентген черепа, сделать анализ мочи и крови.
– Мне необходима консультация невропатолога или нейрохирурга, проведение МРТ. Каким образом вы диагностируете сотрясение мозга подобными исследованиями? Это невозможно. У меня было 3 тяжелейших черепно-мозговых травмы, и я хорошо знаю все методы диагностирования и лечения. Помимо двух огнестрельных ранений в голову с операцией по извлечению инородного тела, у меня был ушиб головного мозга с субарахноидальным кровоизлиянием. Очевидно рентген не покажет перелом основания черепа, иначе я бы здесь не стоял, – заявил я.
– У нас нет возможности других исследований, – лениво ответил тюремный врач.
– В шейном отделе позвоночника у меня серьезная полуциркулярная протрузия, и мне даже тяжело наклонить голову от боли после удара. Рентген не показывает смещения позвонков, а только переломы. Мне нужно исследование на аппарате МРТ, – продолжил возражать я, но унылый терапевт даже не ответил мне.
С утра во вторник я зашел к и.о.начальника больницы МСЧ-77 ФСИН Чингизу Шамаеву с просьбой не отправлять меня в суд, а хотя бы провести осмотр невропатологом. Однако он не только лишил меня этой возможности в СИЗО, но еще и отправил со мной тюремного доктора в суд, чтобы лишить права вызвать врачебную скорую помощь с невропатологом. После этого несколько сотрудников ФСИН пришли в камеру за мной, чтобы сопроводить в Подольский суд. Я сказал, что отказываюсь от сопровождения тюремного врача, что имею право на защиту и медицинскую помощь и написал заявление об этом. Роман Севастьянов пообещал мне на выходе из больницы, где стоял автозак, убрать врача, но уже на улице сказал о невозможности этого. Я начал излагать свою позицию, но меня стали силой запихивать в автозак. На крыльце больницы СИЗО стояло семеро молодых крепких сотрудников ФСИН, и четверо из них набросились на меня. Схватив за руки и ноги, начали запихивать в автозак. Возможно, трое оставшиеся им помогали, но я не видел всего происходящего. Я уперся правой ногой в косяк двери спецавтомобиля и, несмотря на выкручивание рук и ног, терпел боль. Роман Севастьянов, забравшись в автозак, заламывал мне ногу дверью, ну а я, разумеется, инстинктивно от резкой боли попытался вырвать руки и ногу. Сил у меня было недостаточно, ведь я только вышел из голодовки, да и травмы от аварии давали о себе знать. Дрыгая ногами, я пытался вырваться от болевого приема и упереться в косяк двери, как вдруг почувствовал, что правая нога при толчке попала во что-то мягкое. Находясь в горизонтальном положении в воздухе, я не видел, что ступней попал в плечо тюремщика. И только подняв голову обратил внимание на счастливое лицо Севастьянова. Он обрадовался, как ребенок:
– Вы говорили, что нет доказательств в вашем уголовном деле?! Теперь есть. Заработал на ст.318 УК.
То есть тюремщики, растянув меня в автозаке, ударили мною, как дубинкой, своего коллегу.
6 ноября 2020 года меня осмотрел невропатолог из психиатрической больницы при «Бутырке» Алла Будина.
– Сложно определить ваше состояние спустя 8 дней после аварии и без наличия МРТ, но на неделю я вас освобожу от судов. Где ваш медицинское дело, чтобы сделать запись? – спросила врач.
– Оно у начальника больницы, – грустно ответил я, предвидя результат беседы. Как и следовало ожидать, вернувшись, Алла Будина поменяла свое мнение.
– Понимаете, уже 8 дней прошло, и сложно сделать медицинское заключение о чем-либо, – оправдывалась смущенная доктор.
Тюремная медицина в России выдает справки строго по согласованию с начальством, которое только мертвого считает по-настоящему больным. Главный санитарный врач ФСИН РФ уже месяц как ограничил выезды в суды, и сейчас возят из нашего СИЗО, в основном, только на продление ареста. Только меня это не касается почему-то. Зачем вообще ввели карантин в «Матросской тишине»?
Сейчас у ФСБ традиция всех известных, не признающих вину заключенных, догружать новыми эпизодами, чтобы как можно дольше держать в московских СИЗО под своим контролем. Таким образом они подламывают волю непокорным арестантам и попутно вымогают деньги. Мои тюремные товарищи: миллиардеры Дмитрий Михальченко и Геннадий Манаширов, экс-губернатор Коми Вячеслав Гайзер и многие другие уже более 5 лет находятся в темных тюремных камерах, лишенные длительных свиданий с родными, свежего воздуха, постепенно теряют здоровье, превращаясь в инвалидов. Вменять липовые обвинения – известный прием ФСБ-НКВД, чтобы как можно больше продержать в ГУЛАГе и показать всем, что лучше признаться.
Уверен, что это была специальная провокация сотрудника ФСИН Севастьянова, порученная СКР и ФСБ его начальнику — руководителю СИЗО «Матросская тишина» Пастушенко, который у них на крючке из-за многочисленных скандалов в московских изоляторах. Когда я иду по СИЗО, то все вертухаи теперь хихикают и говорят:
– Как же Вы, Александр Вячеславович, такой умный и опытный, попались на подставу Ромы Севастьянова? Это косяк!
За время нахождения в «Матросской тишине» это уже 11-е применение ко мне силы, и почти все случаи были связаны с медициной. Севастьянов не первый раз участвует в моих истязаниях. Например, 3 декабря 2019 года, когда я находился в палате интенсивной терапии с диагнозом «кахексия 1 степени», он применял силу и на каталке, полностью раздетого, с потерей на тот момент 36 кг веса в результате длительной голодовки, отвез меня в следственные кабинеты для завершения ознакомления с делом с сотрудниками СКР. Тогда тюремщиков было тоже 7 человек, я был серьезно ослаблен голодовкой. Меня везли по коридорам, и встречающиеся адвокаты и заключенные с ужасом смотрели на эту гадкую церемонию. Состояние тогда врачи ставили средней тяжести, и по закону со мной нельзя было проводить следственные действия.
Уже через неделю, 11 декабря 2019 года, когда у меня официально в деле указывалось тяжкое состояние здоровья, 10 тюремщиков привязали меня к кровати канатами, а врач Олег Сиденко через капельницу вколол мне сильнейшее психотропное, отключив мое сознание на трое суток. Ввел мне катетер через носовую полость, поранив слизистую, с целью насильственного кормления, что запрещено по закону. Все тело у меня было в синяках, но почему-то никто не желал освидетельствовать меня на наличие повреждений. И только член ОНК Марина Литвинович успела спустя некоторое время увидеть (без фото, им запрещено) наличие синяков и кровоподтеков. Когда я очнулся через трое суток, то долго не мог отойти от применения тяжелых психотропных амиазина и галоперидола, снова перестав пить воду и принимать пищу. Через 10 дней, 21 декабря 2019 года, эту же безобразную и жестокую процедуру насильственного кормления повторили.
12 февраля 2019 года 20 сотрудников спецблока «Матросской тишины», экипированные в шлемы с дубинками и электрошокерами, жестоко избили меня в тюремном дворике, повалив на асфальт, хотя я был на голодовке и не оказывал сопротивления. Вообще, зачем бить лежачего человека ногами и дубинками? После этого я кровью в буквальном смысле мочился в туалете, а СКР по г.Москве не нашел состава преступления в действиях этих садистов.
Я писал много заявлений в СКР, прокуратуру, Путину, ФСИН РФ. Расследований этого преступления не было. Следует отметить, что 24 июля 2019 года, когда ко мне применили силу и отправили в психушку Кащенко без решения суда, при наличии моего заявления об отказе от медицинской помощи там, около 60 СМИ написали об этом и, испугавшись резонанса, психиатры в этот же день выписали меня в тюремную психиатрическую больницу «Кошкин дом» при СИЗО «Бутырка». Однако порядочный и профессиональный главный врач Дмитрий Никитин сразу успокоил меня, что насильственного кормления не будет, и он не пойдет на нарушение закона.
Надо заметить, что всегда главным условием моей голодовки было обследование в центре ССХ им.Бакулева для подготовки к операции стентирования сонной артерии враждебный s-изгибом, пораженной атеросклерозом. Из-за этого заболевания я часто теряю сознание, особенно в самолетах, еще на воле. Подобный диагноз грозит обширным инсультом. Моя жена Юля по согласованию с начальством ФСИН еще два года назад оплатила медицинские услуги и заключила договор с центром им.Бакулева. Абсолютно все высокопоставленные правозащитники и генералы ФСИН давали гарантии моего этапирования туда на несколько дней, но все время находят поводы не делать этого. То у меня вес маленький, но, когда набираю – ссылаются на пандемию, и так по кругу.
«Матросская тишина» всегда отличилась от «Бутырки» своей жестокостью, беззаконием и антисанитарным состоянием зданий, инвентаря и коммуналки. У нас только за время моего нахождения 12 человек умерли от передозировки наркотиками, принесенными тюремщиками. Недавний скандал, освещенный по всем центральным телеканалам, с проносом телефонов в «Матросскую тишину» и их продажу тюремщиками по тройной цене заключенным с целью организации колл-центра по выуживанию денег у граждан, так ничем и не закончился для начальника СИЗО Виктора Пастушенко. Значит у него есть неофициальная поддержка от директора ФСИН Калашникова, Администрации Президента, ФСБ и СКР за спецуслуги?
Суициды и смерти от неизлечимых болезней в больнице «Матросской тишины» говорят о халатном отношении к работе начальника тюремной лечебницы Александра Кравченко. Этот «доктор», несмотря на запрет насильственного кормления по закону, с легкостью разрешил эту экзекуцию, от которой отказались даже в Кащенко и психушке «Бутырки», несмотря на серьезно расширяемый закон «О психиатрической помощи». Применение силы Александр Кравченко разрешил 29 ноября 2019 года ради того, чтобы угодить следствию. Три следователя СКР в сопровождении оперативников ФСИН устроили ознакомление с материалами дела прямо в палате интенсивной терапии реанимации, куда приперлись без халатов и бахил. Мое состояние здоровья оценивалось как тяжелое. По закону следственные действия запрещены. Когда в эту палату приходил начальник УФСИН РФ генерал Мороз, председатель Президентского Совета по правам челвоека Федотов или уполномоченный по правам человека в РФ Москалькова спрашивать о моем здоровье, то они были строго в халатах и бахилах.
Сейчас, когда врачей катастрофически не хватает, больница «Матросской тишины» ежедневно отправляет доктора Казакова в Подольский суд, чтобы лишить меня возможности вызова скорой помощи. Когда я заявляю о плохом состоянии здоровья, то судья Юферова не дает вызвать скорую, а предлагает тюремного врача. Я говорю о недоверии ему, и процесс продолжается. С утра и до ночи так необходимый заключенным врач сидит и дремлет в суде без дела.
Тюремная медицина «Матросской тишины» печально известна доведением до смерти Сергея Магнитского (а уж имен погибших рядовых заключенных не счесть) и до сих пор тюрьма продолжает свои гнусные традиции. Всем хорошо известно, что в России сотни случаев избиения сотрудниками ФСИН заключенных, а попадают на скамью подсудимых единицы, и то зачастую отделываются легким испугом в виде условного срока. Таковы законы волчьей стаи – мы с тобой одной крови, описанные Киплингом в «Маугли».
Мне запретили посылки, свидания, почту, передачи, с адвокатами только через стекло и по телефону общаться можно – меры против пандемии коронавирусной инфекции лишают заключенных последних редких радостей. Но какой в них смысл, если в автозаках я контактирую с конвоем, кинологом, не говоря о том, что саму машину никто не обрабатывает после других заключенных? В суде я напрямую общаюсь с адвокатами, секретарем, судьей, прокурорами, свидетелями. Подольск на 1 месте в Подмосковье по количеству заболевших COVID-19, а у меня диагностирована двухсторонняя эмфизема легких, которая не лечится и является хроническим заболеванием. Если я заражусь коронавирусом, то меня на 90 % ожидает летальный исход. Есть постановление губернатора Подмосковья о запрете выхода на улицы с хроническими заболеваниями легких, но судье Юферовой и ФСИН на это наплевать. Эти служители закона будут палками загонять в автозаки, а в случае возмущения еще и накрутят дополнительный срок за «нападение». Одно только меня радует – после 318-й статьи УК теперь никто не возразит, что Шестун – политзаключенный.
Александр Шестун,
источник: Общая Газета
