Алексей Соколов: Фактически я попал в плен к тем, против кого боролся

Правозащитник Алексей Соколов 4 января 2025 года вышел из СИЗО-1 Екатеринбурга. Следствие не стало ходатайствовать о продлении меры пресечения в виде стражи, однако уголовное преследование Алексея Соколова продолжается. Ему грозит до четырех лет лишения свободы за демонстрацию логотипа социальной сети. Фактически его уголовное преследование осуществляется за то, что он, по версии следствия, неоднократно публиковал сведения, порочащие деятельность уголовно-исполнительной системы. В своем монологе правозащитник рассказывает о своем опыте пребывания в СИЗО и психиатрическом диспансере.

«Действительно, я был арестован 5 июля, арестован жестко. Жестоко, я бы даже сказал. Меня поместили в СИЗО, и я увидел там все то, с чем боролся. Фактически я попал в плен к тем, против кого боролся. Я имею в виду тех должностных лиц, которые пренебрегают нормами закона, пытают людей, издеваются над ними, устраивают им пыточные условия, создают условия, при которых люди не получают медицинскую помощь.

Меня следователь тайно, я бы так сказал, направил в психиатрический диспансер для производства психиатрической экспертизы, куда действительно меня привезли. Меня раздели, присутствовали четыре-пять сотрудников ГУФСИН, два фельдшера из числа сотрудников этого диспансера – отделения психиатрического, где проходят стационарную экспертизу подэкспертные.

Меня раздели догола, и я минут пять стоял и ждал, пока они мне подберут соответствующую пижаму, потому что все пижамы были рваные, с какими-то пятнами непонятными и в таком ужасном состоянии, что у нас люди, которых называют «без определенного места жительства» одеваются лучше и чище. Я эти пять минут стоял ожидал, спрашивал, почему меня раздели, почему нет ширмы? Я задавал им законные вопросы. На каком основании вы так поступаете со мной? Мне говорят: «Нам вообще то, что вы толкуете о законах, фиолетово».

Если бы, конечно, я не подчинился их незаконным требованиям, меня бы избили, обкололи какими-нибудь медицинскими препаратами. И они были бы правы. Они отписались бы, и все проверки, которые, наверное, там проходят… но я не видел ни одной проверки. Один раз члены ОНК приезжали ко мне, спасибо им большое, сделали заключение, согласно которому я сейчас подал административный иск в суд по обжалованию условий содержания, не соответствующих законодательству Российской Федерации.

Так вот, никаких проверок я там не видел. С людьми поступают, как хотят. Цинично выглядит, когда утром выходишь на проверку, спрашивают: «Жалобы, заявления?» Им говоришь: «Да, у меня есть жалобы. Почему окно не открывается? Почему нет полочек, куда я могу положить зубную пасту, щетки?» Все это у меня лежит на перегородке, которая отделяет туалет и умывальник, и в любой момент неосторожного соприкосновения может упасть в унитаз. На что слышу ответ: «Обращайтесь письменно». Я говорю: «А зачем вы тогда меня спрашиваете, есть ли жалобы у меня, заявления?» Они говорят: «У нас так положено».

Прогулка предусмотрена, согласно распорядку дня, с 15:00 до 18:00. На прогулку выводят не более 15 минут. То есть не успели вывести, уже заводят обратно. Подождите, ребят, по какому федеральному закону это действует? Регулируется двумя нормативно-правовыми актами – Минздрава и федерального закона «О содержании под стражей». Я говорю: «Не менее часа». Мне: «Нам без разницы на ваши законы, у нас здесь свои». Я говорю: «Хорошо, 15 минут чем регламентируется?» – «Мы так хотим!» Какие-то дни вообще не выводят, например, в дни, когда этапы уходят-приходят, и в субботы. Потому что в субботу баня. Соответственно, я говорю: «А чем это предусмотрено? Вы можете показать какой-то нормативно-правовой акт, по которому вы так действуете?» Они говорят: «Нет. Мы так хотим. У нас так заведено».

Что касается СИЗО, много говорить не буду. Расскажу то, с чем я сталкивался. Людей, которые следуют транзитом через СИЗО, не обеспечивают необходимыми постельными принадлежностями, посудой, санитарно-гигиеническими приборами. Этими же средствами не обеспечиваются лица, которые вновь поступили в СИЗО и находятся в карантинных отделениях. Два человека мне рассказывали, как они обед принимали в бутылку полуторалитровую, которую они сами зубами разгрызли, чтобы снять горлышко. В нее наливали суп. Это было до того момента, пока я официально не обратился к Уполномоченному по правам человека с жалобой.

Садистские условия эти надо прекращать, потому что люди на одном матрасе – три человека распределяют, как они будут спать. Это антигуманные, античеловеческие условия. Очень много проблем. Их никто не решает.

Заключенные в СИЗО все запуганы. За каждую жалобу, которая выходит из камеры, данная камера подвергается досмотру неоднократному в течение дня. Дежурная смена приходит, все переворачивает, через несколько часов она опять приходит, опять все переворачивает. После таких экзекуций, назовем это так, вся камера встает и смотрит на человека, который подал жалобу, и спрашивает: «До каких пор мы будем терпеть это все?» Это все прекратится после того, как обвиняемый отзовет свою жалобу и снимет все вопросы к администрации.

Я у других заключенных спрашиваю: «Вы видели членов ОНК?» Получил соответствующий вопрос: «А они кто такие?» Я говорю: «ОНК – это Общественная наблюдательная комиссия». Они: «Нет, мы не знаем. Мы прокурора-то здесь не видим, а вы говорите, какие-то ОНК».

Я вам честно скажу, на самом деле, все плохо в Датском королевстве. И без контроля общества мы не сможем эту систему хоть как-то очеловечить. Да там есть нормальные сотрудники, но они действуют по приказу: «Да, у меня приказ, я не могу его нарушить. Я понимаю, что вы правы, но у меня есть приказ. Я его не выполню, я вылечу с работы».

Обеспечение сотрудников тоже оставляет желать лучшего. Один из сотрудников ходил в бушлате с капитанскими звездочками, а он сам лейтенант. Две дырки под звездочки у него лишними оказались. Я подумал, что он какой-то засланный: «Подождите, у вас тут четыре дырочки под звезды, а у вас всего две. Вы скрываете, кто вы такой?» Он говорит: «Да нет, это просто бушлат передал мой напарник, больше мне не в чем ходить». У другого сотрудника подошва отваливалась. Я говорю: «Вы чего так за собой не следите, что у вас подошва отваливается от берцев?» Он говорит: «У меня денег нет, чтоб купить берцы, нам денег не выдают».

Ситуация абсурдная. Кто-то скажет: «Заключенных не обеспечивают всем необходимым». Но уже и сотрудники не обеспечиваются. И это видно. Это все знают. И руководство знает. И никто не предпринимает никаких действий. Я написал жалобу в защиту сотрудника, которому требовалась медицинская помощь. Он пришел ко мне, говорит: «Зачем вы написали жалобу? Мне за это попадет». Такие ситуации античеловеческие в отношении заключенных и сотрудников – это беда сплошная. Никто это не контролирует. Никто этим не занимается. Соответственно, эти проблемы будут возникать.

В соседней камере перед самым Новым годом я слышал крики и стоны. Судя по этим звукам, там избивали человека. Полночи там мутузили какого-то человека, орали на него. И никаких действий не произошло. Никто не прибежал из сотрудников, не открыт камеру, не спас этого человека, хотя камеры снабжены видеонаблюдением. Есть кнопки вызова в некоторых камерах. Таким образом, если человека будут убивать, представители государства даже не будут вмешиваться, не успеют вмешаться.

Я видел очень много людей, когда меня выводили на режимные мероприятия, в частности, вывод к адвокату, я видел людей, у которых синяки под глазами, на лице синяки. Один раз видел, как человека привели, у которого порезаны вены на руках. Видно, что обработаны медицинскими изделиями. И глаза у него были безумные. Что с людьми творится? А работают психологи.

Психологи каждый день приходят, в камеры заглядывают через кормушки так называемые (окна для передачи пищи), спрашивают: «Не желаете поговорить с психологом?» Я решил поэкспериментировать: «Да, желаю поговорить». Меня вывели. Она сидела, этот психолог, рядом сидит сотрудник оперативной службы. Я говорю: «Это какая же психологическая помощь, когда вы сидите рядом с оперативником? Я должен излагать ему все свои душевные боли?» Она говорит: «У нас только так. Как вы хотели?» Я говорю: «Я с психологом лично хочу общаться. Вы же, говорю, лечите души. Они их калечат, эти оперативные сотрудники». Это мое личное мнение, основанное на опыте.

В итоге я добился личной встречи с этим психологом. Рассказал ей якобы о своей проблеме психологической. И вы знаете, все свои тревожные точки я потом увидел у оперативной службы. Они пытались на них надавить. С психологической точки зрения. Я сделал для себя эксперимент, насколько психологическая служба тесно взаимодействует с оперативными сотрудниками. Я рассказал о своих опасениях, в том числе сотрудников. И на мои психологические точки начали давить эти сотрудники. Нет никакой психологической службы по сути. Она декларативный характер имеет.

На самом деле это все очень страшно, что происходит. У нас такая ситуация в стране. Очень многие уехали, правозащитой заниматься некому. Мне тоже говорили: «Вали отсюда, тебя посадят». Я не уехал, они меня посадили. Шесть месяцев продержали – предельный срок содержания под стражей по статье, по которой меня обвиняют. Сейчас мне говорят: «Уезжай». Я не знаю, мы все уедем, а кто этим будет заниматься? Хотя бы маленькие какие сподвижки мы приносим, и те же сотрудники порядочные, законопослушные, они видят нас, они чувствуют, что есть какой-то контроль, что не все так плохо в Датском королевстве. Хотя я говорю, что очень все плохо.

Я – простой заключенный, который не признан виновным, столкнулся с такими проблемами. Представляете, если человека посадить в карцер, надеть на него робу зоновскую, как он будет себя чувствовать? Он не совершил преступления. Он отказывается от обвинения, говорит: «Я не совершал преступления!» А его уже в зоновскую робу одевают и содержат в карцере. Представляете, какое это давление? Соответственно, у нас повышается процент признательных показаний. И люди заключают соглашения с обвинением, чтобы им не более двух третей срока, а по судебному штрафу еще легче, там даже на свободу можно уйти.

У нас фактически СИЗО – это инструмент давления для следователя на подозреваемого, обвиняемого. И, согласно статистике, количество признательных показаний и досудебка увеличились у лиц, которые содержатся в СИЗО. Это свидетельствует о том, что там на людей оказывают давление. Их склоняют именно к этому: «Признайся – мы тебе дадим меньше». Не совершал, значит, ты все равно совершал. Вот эти иезуитские способы обработки людей продолжают существовать. Гулаговская система ушла в прошлое, но ее методы и способы оперативная служба ФСИН применяет до настоящего времени».

Материал подготовила: Дарья Корнилова

12 февраля 2019 года Минюст РФ принудительно внес Общероссийское общественное движение "За права человека", РООССПЧ "Горячая Линия" и Фонд "В защиту прав заключенных" в реестр «некоммерческих организаций, выполняющих функции иностранного агента»
1 ноября 2019 года решением Верховного суда РФ Движение "За права человека" было окончательно ликвидировано.