Иван Любшин – террорист или жертва?
Статья 205.2, часть 2 Уголовного кодекса РФ предусматривает осуждение за «Публичное оправдание терроризма и пропаганду терроризма, совершённые с использованием информационно-телекоммуникационной сети Интернет» (до 7 лет лишения свободы) Но она все чаще и чаще используется как инструмент для репрессий.
Эта публикация посвящена очередной жертве ФСБ – Ивану Любшину. 5 марта он осужден на 5 лет и 2 месяца колонии. 13 мая предстоит рассмотрение апелляционной жалобы.
31 октября 2018 года 17-летний архангельский анархист Михаил Жлобицкий совершил самоподрыв в проходной УФСБ. Сам он погиб, трое сотрудников ФСБ получили ранения. В предсмертном обращении в сети Жлобицкий объяснил свой мотив протестом против действий ФСБ, которая, по его словам, «фабрикует дела и пытает людей». В это время разворачивалось уголовное преследование антифашистов и анархистов дела «Сети» (организация признана террористической и запрещена в РФ), и в СМИ появились публикации о пытках фигурантов электрическим током.
Поступок Жлобицкого был ошеломляющим, он не мог не вызвать откликов. В сетях появились репосты и комментарии разных по взглядам людей, и все они попали под пристальное внимание ФСБ, став плодотворной почвой для возбуждения уголовных дел по статье 205.2 УК РФ.
Отлов в соцсетях «потенциальных террористов» продолжается и сейчас, спустя полтора года. На сегодняшний день известно более десятка уголовных дел, возбужденных в связи с обсуждением в социальных сетях взрыва, прогремевшего в 2018 году в УФСБ Архангельска.
Не все эти истории на слуху. Нескольким обвиняемым «за оправдание терроризма» присудили штрафы или осудили на год колонии. А самое громкое дело по той же статье – обвинение псковской журналистки Светланы Прокопьевой за высказанную в эфире мысль, что государство само подталкивает молодых людей к радикализации. Пока ее дело притормозили благодаря широкой огласке и поддержке в журналистской среде.
Дело на него завели в октябре 2019 года, через год после взрыва в УФСБ Архангельска. Он обвинялся за два комментария, в которых называл Жлобицкого героем, человеком дня, недели. В обсуждении на своей странице он также ответил на чужой комментарий: «Терроризм как таковой не оправдываю, конечно, но…»
Задержали его 15 октября 2019 года возле дома. Со слов отца, Виктора Любшина, оперативники ФСБ запихнули Ивана в микроавтобус, вывезли в лесополосу, избили с применением электрошокера, после чего доставили в следственный комитет. 16 октября судмедэксперт зафиксировал на его теле многочисленные гематомы и ушибы. Хотя эксперт в своем заключении постарался минимизировать ущерб для здоровья, фотографии свидетельствуют о крайне жестоком обращении силовиков с задержанным. Однако возбуждать дело об избиении следственный комитет отказался.
В ожидании суда Любшин сначала содержался под домашним арестом, потом был переведен под подписку о невыезде. В начале марта 2020 года следствие было закончено и передано в суд.
Вечером 4 марта я получил от Ивана Любшина письмо:
«На сегодня, 4 марта 2020 года, Вторым Западным окружным военным судом было назначено первое заседание в отношении меня. Заседания должны были проходить по месту расположения суда – в Москве. Однако было назначено выездное заседание в Калуге, в здании Калужского гарнизонного военного суда. В таких случаях трех военных судей везут в место проведения суда. На первый взгляд, это может показаться шагом навстречу со стороны суда, но нужно понимать: система ничего не делает просто так, и перенос заседания по резонансному делу из столицы в провинцию – это как проводить оппозиционный митинг не на проспекте Сахарова, а, скажем, в Бирюлево – мало кто из журналистов и общественных деятелей поедет в такую глушь.
Это плохая новость. Мой адвокат не может ездить в Калугу на заседания.
Было запланировано, что новый адвокат 4 марта представит в суде ходатайство о переносе судебного заседания на 14 марта с целью ознакомления с материалами дела. Она приехала впервые в Калугу утром 4 марта, её встретил мой отец на вокзале, они заключили соглашение о моей защите. Я не смог прийти в суд, поскольку был дома на больничном с 1 марта, а на 4 марта у меня был талон к врачу. Поэтому нового адвоката я пока не видел.
В суде адвокат представила ходатайство о переносе заседания для ознакомления с делом, а также передала справку о состоянии моего здоровья, которую получила от моего отца. Однако судья Гринёв указал на отсутствие медицинского заключения от врача, что я не в состоянии посетить заседание. Такое заключение мне в поликлинике не дали, поскольку оно предоставляется по запросу судьи. Терапевт мне дала справку о том, что я прохожу у них обследование, и продлила больничный.
Гособвинитель ходатайствовал о переносе заседания на 14 марта и моем приводе, мой защитник – также о переносе заседания, но без привода. Посовещавшись, суд принял решение – перенести заседание на следующий день, 5 марта 2020 года, 10 часов дня. Получается, что суд принял даже более жесткое решение, чем просил прокурор».
Отказав в переносе заседания, суд фактически обозначил свое намерение ускоренной расправы. Это одно из грубейших нарушений: адвокату не дали времени на ознакомление с делом, сторона защиты не успела обеспечить явку свидетелей, состязательность сторон не была обеспечена.
5 марта состоялся суд – скорый и беспощадный. Он длился несколько часов, после чего Ивана Любшина в зале суда взяли под стражу.
Как всегда, ключевую роль играла экспертиза. И, как это часто бывает, она была поручена специалистам с незначительным опытом работы в области судебной экспертизы. Их заключение: «В публикациях Ивана Любшина присутствуют лингвистические и психологические признаки прямого и имплицитно выраженного оправдания поступка 17-летнего молодого человека по имени Михаил…» Этот вывод получил вполне ожидаемое завершение, сделанное следствием: Иван Любшин разместил в сети «ВКонтакте» информацию о взрыве «с целью создания условий и обстановки для подрыва общественного порядка, установленного Конституцией РФ, федеральным законодательством и иными нормативными актами, желая изменения мировоззрения граждан относительно совершенного […] террористического акта…».
Доказать прямое одобрение Любшиным поступка Михаила Жлобицкого оказалось непосильной задачей, поэтому экспертам обвинения понадобилось употребить термин «имплицитно (то есть неявно) выраженное одобрение».
Но если мнение выражено неявно, то его трактовка остается за участниками чата. Человеком или героем дня, недели можно назвать любую персону, широко обсуждаемую в новостях. А уж комментарий «Терроризм как таковой не оправдываю, но…» вообще открывает простор для интерпретации. Эксперты обвинения усмотрели в многоточии одобрение терроризма, но если подходить непредвзято, то за многоточием можно увидеть и сожаление о молодых людях, которые не видят для себя иной возможности быть услышанными, и осуждение действий силовиков, пытающих людей. В судебном заседании на вопрос судьи «Имелся ли у вас умысел в оправдании терроризма?» Любшин ответил: «Нет, не имелся. Я не могу одобрять действия этого парня, у меня нет с ним никакой инициации. Он левый анархист, а я придерживаюсь демократических взглядов».
По логике суда, одобрение терроризма – неявное, а срок за него – реальный.
Сторона защиты заказала рецензию на экспертизу, сыгравшую ключевую роль в обвинении, Д.В.Дубровскому, специалисту по проведению экспертиз в области языка вражды и преступлений на почве ненависти с 15-летним стажем, и кандидату психологических наук О.Н.Боголюбовой. Проанализировав научную деятельность авторов экспертизы, Дубровский отметил, что один из них обладает нулевым коэффициентом Хирша (показатель научного веса автора), а у второго нет ни научных публикаций, ни научной степени. И у обоих – незначительный опыт в проведении подобных экспертиз.
По мнению Дубровского и Боголюбовой, авторы экспертизы «исходили из ложной посылки, что текстовое поведение в сети Интернет эквивалентно таким форматам речевой деятельности, как, скажем, написание книги или статьи…», тогда как «общение в Интернете ближе к речевому поведению, поэтому оно может быть более спонтанным и менее осознаваемым, чем целенаправленная речевая деятельность».
Есть еще один важный аспект, прошедший мимо внимания суда, – состояние здоровья Ивана Любшина. Суд не придал должного значения его хронической болезни – бронхиальной астме средней тяжести, хотя она входит в «Перечень заболеваний, препятствующих отбыванию наказания под стражей».
Давайте задумаемся: так за что же пользователя сети «ВКонтакте» осудили на 5 лет колонии? За призыв к осуществлению террористических актов? За призыв к насилию? Нет, этого в его словах даже наш самый гуманный в мире суд не усмотрел. Речь идет всего лишь о нескольких неосторожных комментариях, размещенных на странице Любшина и уже удаленных им на момент возбуждения дела. Какую опасность обществу несут эти комментарии и сам Иван Любшин? При той незначительной аудитории, которую охватывают публикации Любшина в интернете, ни о какой общественной значимости говорить не приходится. Тем более – о «подрыве общественного порядка, установленного Конституцией РФ», как написано в заключении следствия.
Какой вывод, исходя из этого примера, можно сделать о статье 205.2 УК РФ и ее правоприменении? В полицейском государстве, где все больше полномочий получают силовики, эта статья стала очередным орудием репрессий. Ее удобно использовать в качестве «профилактики» против оппозиционеров, и это происходит все чаще. Опираясь на нее, суды ломают жизнь молодым людям, чье мировоззрение либо расходится с общепринятым, либо еще не устоялось. Она позволяет силовикам без особого труда зарабатывать звездочки за «раскрытие преступлений». И, грубо нарушая права человека, усиливает атмосферу страха в стране.
Как справедливо отметил в своей рецензии эксперт Дубровский, у общения в сети есть свои особенности. Больше всего оно напоминает разговоры на кухне. В этих разговорах может прозвучать, например, такая фраза: «Я бы убил его!» Но никто ведь не посчитает, что это призыв к убийству или одобрение насилия.
Задача гражданского общества – добиться радикального изменения формулировок статьи 205.2 УК РФ. А пока этого не произошло – изменения ее правоприменительной практики, которая, как мы видим, в первую очередь зависит от качества экспертизы. По статьям, связанным с обвинением в оправдании терроризма, можно допускать к экспертизе только высококлассных экспертов, специализирующихся в этой области.
Лев Пономарёв
