Лариса Осинная: «Вся наша деятельность сходит на нет»

Правозащитник и руководитель «Центра по защите прав человека» из Ханты-Мансийска Лариса Осинная в интервью рассказывает о деятельности своей организации, о её будущем в условиях усиления тоталитарных тенденций в России.

-Вы являетесь руководителем общественно- правозащитной организации «Центр по защите прав человека». О ней на просторах Интернета известно не так много. Расскажите, пожалуйста,  подробнее о самой организации. Чем она занимается?

-Я мало пользуюсь Интернетом: не хватает для этого  времени, и я плохо знакома с устройством компьютера. В нашей организации   работают выпускники юридических факультетов в качестве секретарей, поэтому мне не не приходится самой печатать. Я диктую, даю им какие-то задания — они выполняют.  Наша организация активно занимается   правозащитной деятельностью.  У нас большая общественная приёмная. С нашей организацией сотрудничает  пять адвокатов. Они работают как консультанты. На нас работают и два бывших судьи.  В нашем центре вообще  совершенно  разношерстная публика. Среди сотрудников  немало  моих бывших клиентов.  Я, в свою очередь, присутствую на судебных заседаниях. Вообще за время своей деятельности мне приходилось  участвовать в  пяти тысячах семисот шестидесяти судебных заседаниях:   подсчитала это, когда шла на выборы местных депутатов.

-Граждане, чьи права были нарушены, сами обращаются в Вашу организацию или Вы их как-то на них выходите?

-Я никого никогда не ищу. Они обращаются сами. О нас люди узнают только по «сарафанному радио», потому что нигде в соцсетях  я не сижу, в Интернете нас не рекламирую. В городе и в округе о нас многие знают, потому что раньше я принимала активное участие в телепередачах нашей окружной станции  «Югория». Тогда, возможно, больше моя фамилия была на слуху. Сейчас вот я болею, а они обращаются ко мне прямо по моему домашнему адресу. Мой телефон знают очень многие люди, потому что у меня круг общения очень большой.   Порой дела тех, кто  к нам в организацию обращается, так разворачиваются, что  следствие по ним проходит в течение  многих месяцев, а то и года. Сейчас, конечно, мне в силу возраста и здоровья тяжело брать много дел, но, во всяком случае, если я беру одно дело, то я стараюсь доводить  его до конца.

-Ваша организация защищает права всех обратившихся  к Вам групп граждан  или только определённых?

-Нет, не всех. Мы защищаем тех, в ком уверены, что их права были нарушены. А если это не так, то мы предлагаем адвокатов.

— С какими наиболее серьёзными нарушениями прав граждан Вам приходилось сталкиваться?

-В настоящее время у меня несколько серьёзных  дел. Одно из них — дело  о незаконном отъёме собственности у братьев Мирзоевых, дома, который они начали строить ещё в 1993 году. Братья Мирзоевы, граждане РФ, начали строить дом, но поскольку им не хватало денег, они выезжали на заработки в Алтайский край, где вели свою предпринимательскую деятельность. Заботу о строительстве дома и дальнейшей его приватизации они поручили бывшему военкому Найденкову.  А он  обманным способом через суд добился приватизации  дома на себя. Потом, имея в своём распоряжении этот дом уже с решением суда, он купил за очень маленькую сумму участок земли. Он должен был сделать это для для братьев Мирзоевых,такова  была договорённость, но он всё оформил на себя и скрыл это.  В 2010 году был суд, а узнали об этом мы только в 2019 году, когда пришли судебные приставы выселять Мирзоевых из дома. Там две семьи и на две семьи пятеро несовершеннолетних детей. Поскольку решение вступило  в законную силу, очень тяжело было признать  его недействительным. Я через прокуратуру и через УВД попыталась это сделать,  но проверки проводили очень слабо и лениво. Фактически полиция ничего не проверяла, они лишь довольствовались теми доказательствами, которые я им приносила.  Дело проверяли, начиная от участкового и заканчивая  операми ОБЭПа.  В распоряжении следователя дело находилось  полтора суток. А за 9 месяцев было вынесено  постановление об отказе в возбуждении  уголовного дела. Я  была на приёме в Генпрокуратуре  в Москве с жалобой  на бездействие прокуратуры  и полиции. Результатов нет никаких. На сегодняшний день один из братьев  умер. У него, совершенно здорового человека, развилась болезнь сердца. Второй брат лежит в больнице, поскольку  на нервной почве у него отнялись ноги. Я не знаю, как и чем закончится это дело, но добиться чего-то по нему очень сложно, потому что нет заинтересованности. Следственный комитет говорит, что это дело бесперспективное, поэтому они ничего делать не хотят. Первоначально могли предъявить обвинения по ст. 303  УК РФ (Фальсификация доказательств и результатов оперативно-розыскной деятельности), поскольку Найденков  использовал подложные доказательства. В частности он отрезал корешки платёжных документов и выдавал их за свои, а на самом деле платили братья Мирзоевы. Потом была ст. 307 УК РФ (Заведомо ложные показания) в отношении единственного свидетеля. Доказано, что он давал ложные показания. Привлечь к уголовной ответственности его не смогли из-за давности совершенного преступления.  А вот расследование по ст. 159 УК РФ (Мошенничество) непонятно, чем закончится. Полиция не заинтересована в расследовании этого дела. Часть  проверок, которые проводила прокуратура,  в полиции так и сгинули.  Их невозможно найти. То есть дело очень тяжелое, и неизвестно, когда  и чем это всё закончится. В это время эти пятеро детей остались фактически на улице, и ничего нельзя сделать, чтобы им помочь.  Я стараюсь помогать им, конечно, но это очень  тяжело.

Второе дело о пропаже автомобиля. Гражданина обвинили  в сбыте наркотиков по ст. 228 УК РФ (незаконное хранение, приобретение наркотических средств),  поскольку он был на машине,  машину арестовали. А она этому человеку не принадлежала. Он взял её  в пользование у своей квартирантки. Когда она узнала, что машина арестована,  она обратилась в полицию ( дело происходило в Сургуте). Ей сообщили, что после вынесения приговора  обвиняемому машину ей вернут. Приговор уже вынесли, обвиняемый даже отбыл половину срока и скоро выйдет  по УДО, а машина пропала. Её так и не вернули владелице. Мы обратились в прокуратуру  Сургута, в отдел собственной безопасности  и к начальнику УВД с требованием провести служебную проверку и установить, действительно ли полицейские причастны к тому, что машина пропала.

-Есть ли у Вас сейчас дела, которые, как Вам кажется, наиболее вопиющие?

-Такое  дело сейчас у меня  в производстве. Оно  связано с судейским произволом. У  очень большие претензии к судье Сургутского городского суда некой Никитиной. Она работает недавно. Но нарушений, которые она уже допустила, хватило бы на много лет работы. Судья занимается  тяжбой между банком и матерью троих детей, которая  взяла кредит на автомобиль и не смогла его отдать. Судебное заседание  по этому делу она провела весьма странным образом: стороны на суд не явились,  аудиозапись на заседании не велась и суд, судя по тому, что записано в протоколе, проходил всего 15 минут. К тому же, как я считаю, Никитина приняла неправосудное решение в пользу банка. В результате автомобиль владелицы оценили в сумму, которая почти в половину меньше, чем была его стоимость. К тому же  её не приглашали на оценку автомобиля. О том что автомобиль оценили так мало, она узнала в марте 2020 года, а суд состоялся в октябре 2019.  На основании этого мы подали несколько жалоб. Все они остались без ответа.  Судья выносит решения выборочно,  у меня сложилось впечатление о её сговоре с банком. А женщина осталась с тремя детьми и с тем, что банк у нее фактически украл автомобиль.

У нас много и других дел. Мы защищали людей, потерпевших от действий Сургутнефтегазбанка, занимались этим плотно несколько  лет. Очень много жилищных споров. Ну вообще я и в арбитражном суде вела защиту  и в суде общей юрисдикции. Сейчас, правда, в меньшей степени, потому что я после ДТП перенесла несколько операций  и в прошлом году пролежала больше 200 дней в больнице, в частности 70 дней в реанимации. Тем не менее после операции я уже вышла в суди  защищала людей.

-Теперь несколько вопросов по поводу сотрудничества. На сайте Ханты-Мансийского УПЧ есть  небольшое упоминание о сотрудничестве с Вашей организацией. Насколько активно Вы сотрудничали с местным УПЧ и каким образом вы это делали?

-Я пыталась сотрудничать с нашим уполномоченным. Я за последний год трижды обращалась к ней, но должных ответов  ни разу не получила, только отписки.  Мой заместитель, Проскурякова Наталья, более плотно работает с УПЧ. Некоторые вопросы мы решаем сообща.

-Сотрудничаете ли Вы с другими правозащитными организациями?

-Раньше сотрудничала больше. А сейчас в меньшей степени. Но только если как-то вопросы пересекаются, тогда я с ними общаюсь. Так мне достаточно общения в кругу нашей организации.

-Работали ли Вы когда-то совместно с НОО «За права человека», были ли какие-то совместные вопросы, которые Вы пытались решить?

-Да, были. Но это было давно. Я несколько раз выполняла поручения Льва Александровича, например, по ряду дел в Сургуте, по колониям. Раньше я часто посещала колонии, ИВС, СИЗО. Сейчас моё здоровье ещё не восстановилось, и я могу посещать только ИВС.

-Расскажите, пожалуйста, поподробнее об одном из случаев, когда Вы по поручению Льва Александровича посещали места лишения свободы.

-Я не буду называть имена тех заключённых, кому я оказывала помощь по поручению Льва Александровича, в их интересах. Я ездила к ним в колонию и старалась как-то решить их проблемы. Я тогда плотно общалась с нашим ФСИН и прокурором по надзору. Он несколько раз оказывал мне серьёзную поддержку, за что был даже лишён премии. Но я считаю его порядочным и ответственным человеком.

-Занимались ли Вы или Ваша организация защитой прав заключённых?

-До 2015 года я чаще занималась защитой прав заключённых. Особенно если я получала информацию, что в  колониях или СИЗО как-либо нарушаются из  права. Например, в Нижневартовске за несколько лет назад я оказывала помощь родственникам  человека, который был убит в СИЗО. Родственникам сообщили, что он наркоман и умер от передозировки наркотиками. Я смогла доказать, что его  фактически убили.  Его избили, вовремя не оказали помощь, и он умер. Я пришла в морг и сделала несколько фотографий тела, а потом смогла доказать, что он умер не от передозировки, а от избиения.

— Были ли  в Вашей практике успешные дела, связанные с защитой прав заключённых?

Конечно, такие были. Например, когда у нас в городе строили  ИВС. Первоначально, по проекту, ИВС оклепали изнутри вдоль стен  железными листами. Я добилась изменения проекта  и снятия этой обшивки, поскольку в стены также были вделаны и розетки. Всё это могло бы  послужить причиной короткого замыкания и пожара.

-Последнее время правозащитники, особенно в регионах (Иркутская, Тульская области) становятся большой помехой для местных правоохранителей, судей из-за своей деятельности. Были ли у Вас конфликты с местными правоохранительными органами из-за того, чем занимается Ваша организация?

-Такие случаи были. В 2008 году я даже пользовалась программой защиты свидетелей: у меня подожгли машину, которая стояла возле офиса. Несколько раз поджигали дверь в квартире. Из-за этого я была вынуждена обратиться за помощью.  Наша администрация меня тоже не жалует, потому что мне часто приходится с ними судиться, защищая интересы граждан.

-Значит,  серьёзных конфликтов  ни с судьями, ни с полицией не было?

-С полицией — нет, потому что  я для них уже как кость в горле. Они всё обо мне знают, даже молодые полицейские, которые недавно работают.  Они  уже как-то с боязнью ко мне относятся. А  старые сотрудники, может быть, уважают. По крайней мере сейчас они точно с большим уважением ко мне относятся. Может быть, потому что я и интересы многих полицейских защищала вплоть до того, что приходилось ходатайствовать, чтобы им выделили служебное  жильё. Такие результаты у меня тоже есть.

-В нашей стране последнее время усиливаются тоталитарные тенденции, растет количество политических заключённых, усиливается давление на правозащитников. В таких условиях каким Вам видится будущее Вашей организации?

-Вы знаете, я думаю, вся наша деятельность сходит на нет. Я пока ещё не выбрала направление,  по которому стоило бы  двигаться дальше, потому что мне в силу возраста уже трудно выполнять некоторые обязанности правозащитника. Трудно, например, заниматься защитой прав осуждённых, посещать колонии. Я думаю, что сейчас начну заниматься вопросами защиты прав женщин, которые находятся в тяжёлой жизненной ситуации, а также вопросами домашнего насилия.  Я заключила договор с шестью узкими специалистами, в сентябре открываю женский клуб. Одно из его  направлений — обучающие лекции для женщин  в трудной жизненной ситуации. Последнее время  ко мне обращаются женщины с маленькими детьми,  и, в силу того что они не могут себя защищать, некоторые из них теряют жильё, у некоторых нет регистрации, хотя они всю жизнь прожили в нашем округе. Недавно, например,  ко мне обратилась женщина с тремя детьми. У неё настолько серьёзные проблемы, что ей нечем этих детей кормить. Я  стараюсь ей помочь не только личными средствами, но и добиваюсь для неё помощи от государства и благотворительных организаций. Также ко мне приходила пенсионерка, просила помочь получить опеку над   внуком. Её дочь-наркоманка забрала ребёнка и собралась вместе с ним прыгнуть с крыши дома.  Пришлось вмешаться, привлечь опеку, полицию. К сожалению, эта клиентка пропала, дальнейшая её судьба мне не известна. Думаю, если бы у неё были проблемы, она бы меня снова нашла.  Последнее время очень много таких обращений со стороны женщин, которые не могут нигде найти себе поддержку и защиту.

Также я активно сотрудничаю с местными врачами. Совместно мы разработали программы помощи страдающим болезнями Альцгеймера и Паркинсона, — сказала  в интервью  руководитель «Центра по защите прав человека» из Ханты-Мансийска Лариса Осинная.