Мы, похоже, имеем дело с рептилиями
Сегодня Александра Шестуна посетила его адвокат, Алла Кульбаева.
Вот что она пишет. Прочитайте, имейте терпение.
03.12.19 Шестун А.В. был доставлен в кабинет 355 СИЗО-1 (матросская тишина) в изнеможденном состоянии на носилках, в сопровождении 9-ти сотрудников СИЗО, двух врачей Атагишевой А.А. и Кравченко А.В. В кабинете уже находились два следователя Писарев и Петин. Сотрудники СИЗО все происходящее фиксировали на видеорегистратор. В самом начале следственных действий в 12.15 защитой был заявлен отвод следователю Писареву, который был из последних сил поддержан Шестуном. Данный отвод следователь проигнорировал и лишь спустя тридцать минут в 12.47 вынес постановление об отказе в удовлетворении ходатайства. За это время Писарев пытался зачитать права, но речь его была не понятна. Из всего сказанного следователем, было понятно, что дело Шестуна может быть рассмотрено судом присяжных, о котором и заявил Шестун, преодолевая физические страдания и боль. Данный факт свидетельствует о том, что умирающему Шестуну никто не разъяснил его права и он следователем Писаревым был введен в заблуждение.
На носилках лежал скелет, обтянутый кожей, речь не внятная, очень вялая и не эмоциональная. Шестун был раздет до пояса, а ниже пояса накрыт толстым серым тюремный одеялом. На вопрос защиты в каком состоянии находится Шестун в настоящее время и понимает ли суть происходящего, присутствующая врач Атагишева А.А. заявила, что она не психиатр и уже предоставлена следователям справка, что Шестун может участвовать в следственных действиях. Кравченко А.В. (врио начальника филиала больницы) сказал, что на данный вопрос может ответить только психиатрическая экспертиза.
Я часто подходила к своему подзащитному, наклонялась к носилкам как можно ниже, потому что Шестун говорил еле слышно, практически шепотом. Сказал, что его посетил батюшка, он попрощался с жизнью и просит довести до родственников, что он по другому не может, его жизнь сейчас его уже не интересует, он намерен идти до конца, а конец скоро. Очень страшное зрелище и ситуация выглядит безвыходно.
Шестун находится на 7-х сутках сухой голодовки, доступ правозащитников и адвокатов к нему закрыт. Адвокатов пускают к Шестуну только в присутствии следователей на проведение следственных действий. В свиданиях с родственниками Шестуну отказано.
Сегодня Шестун сообщил, что смысла адвокатам приходить к нему не видит, потому что он самостоятельно передвигаться не может и соответственно в кабинет для свидания не попадет. Ни о каком уголовном деле он думать не может, так как находится в крайне тяжелом истощенном состоянии.
Следственные действия завершились в 13.11.Шестун ничего не подписал, однако участвующие врачи поспешили поставить свои подписи в протоколе, в котором даже не указано об их участии.
Это сейчас происходит с Шестуном. Мы можем спорить, наступил ли 37-й год, или еще нет. Многим из тех, кто читает этот текст, естественно, кажется, что еще нет. Но для Шестуна – определенно наступил.
Логика следователей проста: Шестун сам себя довел до этого состояния. Но именно то, что делают следователи, упорно пытаясь проводить с Шестуном следственные действия, невзирая на его состояние, несмотря на то, что его приносят на носилках, и он ничего не слышит и не соображает – это и есть ни что иное, как доведение до самоубийства. Иными словами, уголовное преступление. И в этой оценке со мной согласен мой коллега, правозащитник, член Совета по правам человека при президенте, Андрей Бабушкин.
Да, голодовка – это решение и решимость Шестуна, его личный подвиг. Он пьет по 50 миллилитров воды в день. Да, он сам себя довел до такого состояния, когда он может умереть в любой момент. Но с ним обязаны обращаться сообразно его физическому и психологическому состоянию, и за его жизнь отвечают те, в чьей власти он находится. Следователи, врачи и судьи прекрасно отдают себе отчет в том, что он может погибнуть, но их это не волнует. Как и их предшественники из 37-го, они спокойно идут на убийство.
Следственные действия должны быть прекращены немедленно, мера пресечения Шестуну должна быть изменена, с той целью, чтобы его несчастная семья могла бы обеспечить ему экстренное лечение. Именно квалифицированное лечение, а не принудительное кормление, которое будет просто пыткой и убийством.
Я говорю не просто о законе. Я говорю о гуманизме. Но гуманизм – это про людей.
А мы, похоже, имеем дело с рептилиями.
Лев Пономарев
