Сергей Бабинец рассказал о работе «Команды против пыток»
Правозащитник Сергей Бабинец в Международный день в поддержку жертв пыток рассказал о работе «Команды против пыток».
– Вы ожидали, что «Комитет против пыток» окажется в реестре иноагентов?
– Конечно. Мы оказались в списке уже в четвертый раз. И каждую пятницу, когда Минюст пополнял список иностранных агентов, искали себя и шутили: «Как же так, почему опять не мы?». В какой-то степени было даже обидно, почему всех остальных признают, а нас – нет. Сидели и гадали о причинах. Думали, может, власти хотят использовать пример «Эха Москвы» (признано иноагентом), которое долго не запрещали и не вносили ни в какие реестры? Ведь главред радиостанции Алексей Венедиктов полагал, что «Эхо» – некий показательный вариант, как и «Новая газета», для западных партнеров. Мол, смотрите, у нас есть свободная пресса! Возможно, на примере КПП тоже решили показать, что у России есть правозащитники и их не запрещают… Или, может быть, под нас готовят какой-то новый проект… Но оказалось, до нас просто руки не доходили.
– Как восприняли решение Минюста?
– Мы были к этому готовы и недолго думали, что делать дальше. Работать с плашкой «иностранный агент» невозможно и никакого желания точно нет. Это ложь.
Ничьих указаний мы никогда не выполняли. Более того, у КПП еще и финансирования никакого нет: это общественное объединение без банковского счета и индивидуального номера налогоплательщики. Вообще без всего.
– Чем министерство объяснило свое решение?
– Ничем. Прислали бумажку буквально на несколько абзацев о внесении в реестр и написали, что можем обжаловать. Ни объяснения причин, вообще ничего. Мы предполагаем, что это может быть связано с пожертвованиями в Фонд жертв пыток, но в фонд приходят деньги только от граждан России. Его система настроена так, что невозможно перевести средства из-за рубежа.
– Планируете обжаловать?
– В принципе мы можем судиться. Но пока будем доказывать свою правоту, обязаны везде ставить плашки иноагента. И не только на сайте, но и в социальных сетях. Помимо этого, абсолютно все официальные обращения – жалобы, заявления в правоохранительные органы, доклады – необходимо маркировать. А в день мы отправляем десятки таких писем. Решили, что не будем заниматься этой ерундой и организация «Комитет против пыток» будет ликвидирована. Провели общее собрание, создали новое объединение «Команда против пыток».
– Как долго просуществует «Команда…», прежде чем окажется в реестре иноагентов?
– Подготовка документации для нового объединения заняла полчаса. Поэтому нас можно вносить в реестр хоть каждый день. Мы объявили «конкурс» на новое название и нам накидали массу вариантов: «команды», «коалиции», «тресты», «Пыткам нет», «Пытки и точка», «Zа пытки»… Нам еще как минимум на 50 реинкарнаций хватит точно. Но трудно сказать, на сколько хватит терпения Минюста и эшников. Они ведь тоже понимают, что мы готовы моментально закрывать объединения и создавать новые.
Вероятно, когда будет создан единый реестр иноагентов, ведомства внесут туда и людей, и организации. Но этот готовящийся закон более резиновый из-за формулировки «попал под влияние». Как это определить? Купить кроссовки иностранного бренда? Как в Советском союзе: слушаешь зарубежную музыку – попал под влияние Запада, получил десять лет.
Мне кажется, к этому мы и возвращаемся. Не нравишься – добро пожаловать в реестр, и даже финансирование доказывать не требуется.
– Спецоперация на Украине усугубила ситуацию?
– Думаю, власти не ожидали такого хода спецоперации и хаотично приняли несколько законов на фоне антивоенных митингов и пикетов. Мягко говоря, формулировки там странные. С дискредитацией, со всем остальным… Естественно, это направлено на то, чтобы как можно меньше людей выступали против действий государственной власти. Думаю, в первую очередь это отразилось на тех, кто раньше ничего не говорил о спецоперации, а затем начал. Организации, которые тем или иным образом затрагивали тему спецоперации – «Комитет солдатских матерей», «Мемориал» (обе – иноагенты) – конечно, пострадали. Других правозащитников, которые никогда не занимались делами, связанными с военными действиями, это не затрагивает. А политических деятелей, оппозицию, гражданских активистов – естественно.
– Тем не менее, работать станет сложнее…
– Как говорят экономисты, мы получим отложенный эффект. Поскольку Россия отказалась выполнять решения Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ), теперь никто не будет заставлять правоохранительные органы проводить расследования пыток. Замарафетил дело, положил на полку, вынес десять отказных постановлений, суд тебя поддержал – и все. Больше нет никаких инструментов, которыми можно попытаться заставить расследовать пытки. Ну, упал человек с лестницы и спину сломал.
– Что будете делать?
– Пытаться давить внутри государства. Ходить на личные приемы, жаловаться на следователей, прокуроров, судей. Пытаться задействовать политические институты, работать с депутатами, партиями, органами власти, мэрами, губернаторами. Активнее использовать Совет по правам человека при президенте РФ, входить в общественные наблюдательные комиссии.
– Госдума в третьем чтении приняла закон о пытках. Он будет работать?
– Мы дополняли проект закона своими правками. Если из него попробуют построить красивый мыльный пузырь – статья есть, а дел нет – получится epic fail. В начале года обсуждения законопроекта шли достаточно активно, но с началом спецоперации все замерло, все переключились на другие законодательные инициативы. Изначально это была идея правозащитников и проект закона был более жестким. Отдельная пыточная статья, которую мы всегда просили ввести, отдельный состав преступления. Но в итоге решили добавить в ст. 286 УК РФ («Превышение должностных полномочий») дополнительную часть, подняли сроки давности преступления с 10 до 15 лет, ужесточили ответственность за пытки. Очень хочется, чтобы с появлением этой статьи изменилась правоприменительная практика. Ведь многое зависит от надзирающих и контролирующих органов.
– Можно ли изменить систему, в которой есть место пыткам?
– Уверен, что можно. Но это долгий и сложный процесс. Потому что ноги системы растут из носителя власти, народа-мученика. Тяжело привносить в жизнь изменения, направленные на либерализацию и демократизацию процесса. Предложишь преступников сажать не в СИЗО, а под домашний арест – народ выскажется за содержание в тюрьме. Вчера смотрел видеозапись, как в Москве задерживали мужчину и жестко отходили его дубинками. И большинство комментаторов предлагали его четвертовать, линчевать, убить. Люди при власти очень хорошо эту повестку считывают. Пока запроса на то, чтобы людям дать свободу и уважать человеческое достоинство, к сожалению, нет.
Возможно, со временем мы поймем, что с ближним своим нужно поступать так, как ты бы хотел, чтобы поступали с тобой.
Фото: Роман Яровицын / Коммерсантъ
Беседовал Роман Рыскаль
Источник: https://www.kommersant.ru/doc/5434123