Возрождать ли ГУЛАГ?

Тем не менее, если отмотать время назад, то вряд ли бы я изменил модель поведения за решеткой. Нехитрая формула «козлобанды» (актива) угождать хозяину Бежецкой зоны, чтобы «жить в свое удовольствие», довольно прагматична как способ выживания в экстремальных условиях. Разбирая свое постепенное «падение» до злостного нарушителя режима, постараюсь проанализировать все этапы тюремного квеста.

У «непокорного арестанта» более 80 дисциплинарных взысканий: выговоры, карцеры, ШИЗО… После задержания 13 июня 2018 года, в день назначения выборов главы Серпуховского района, меня разместили в спецблоке СИЗО-5 «Водник» г.Москвы. Условия содержания и сокамерники чем-то напоминали героев «шарашки» Солженицына: мягкий режим, интеллектуальное общество бизнесменов, налаженный быт, шахматные турниры, просмотр чемпионата мира по футболу в Москве на большой плазменной панели, двухкамерный холодильник, набитый продуктами, одноярусные кровати, спортзал с современными тренажерами и теннисным столом, задушевные разговоры с «братьями по разуму» …

После угроз заключения в «Лефортово» в случае выхода новых критических публикаций я продолжил разоблачать высокопоставленных чиновников. Оказавшись в этой знаменитой тюрьме, я проклинал себя за неразумное поведение. Это, как трансфер из пятизвездочного отеля в хостел.

Этапные качели мотали меня по разным централам. Комфортные условия больницы «Матросской тишины» и «Бутырки» сменялись возвратом в «Лефортово» и новосельем в зловещее СИЗО 99/1 «Кремлевский централ». Тверская тюрьма оказалась значительно хуже самых людоедских московских СИЗО, но когда оттуда я попал в больницу Торжка, то мне захотелось назад.

Все повторилось при дальнейшем скатывании вниз по винтовой лестнице дантовских кругов ада в Бежецкую зону. После штрафного изолятора ИК-6 даже одиночка больницы Торжка показалась курортом, куда я был госпитализирован в результате голодовки и воспаления тройничного нерва.

Сегодня крайняя точка тюремного квеста – СИЗО-11 Ногинска – после тверских ужасов кажется раем…

Как ни странно, анализируя маршрут, я вижу самыми продуктивными тяжелейшие моменты заключения. В «Лефортово» я познакомился со знаменитыми узниками, написал большую часть своей книги, прочитал много известных произведений, ощутил зловещую атмосферу старинного тюремного замка, разоблачил коррупционные схемы на сотни миллионов рублей по многократному завышению цен на аукционах.

В «Кремлевском централе» арестантская публика была не менее элитной. Там я всерьез изучал священное Евангелие, читал философские работы, объявил самую продолжительную в современной России голодовку, которая завершилась принудительным кормлением в реанимации «Матросской тишины».

Представляю себе, что если бы покойно сидел в «Воднике», то за три года точно превратился бы в ленивое животное, как сейчас в Ногинске. Такую характеристику эффективности дает мне мой ежедневник, журнал регистрации заявлений, количество публикаций. Все три года я веду дневник и в самые экстремальные периоды лист А4 заполнен мелким почерком до отказа, а в спокойное время – на треть. Этому парадоксу есть логическое объяснение. Физическая и душевная боль – главный стимул для интенсивной работы с целью избавиться от страданий. Комфорт расслабляет человека. Ежеминутная борьба со своей плотью во время голодовки мобилизует тебя, закаляет волю. Сейчас не менее 4-5 часов в сутки приходится тратить на приготовление и прием пищи, мытье посуды. Телевизор под носом не меньше отвлекает от борьбы за права заключенных. Чтобы понять, настолько неэффективна наша властная вертикаль, нужно попасть за решетку, где твоя жизнь на 100% зависит от государственных учреждений.

Неоправданная жестокость Бежецкой кичи (ШИЗО) сподобила меня познать Библию так глубоко, как я не мог постичь за всю жизнь. В больнице Торжка меня наказывали за нахождение на кровати днем после месячной голодовки, к тому моменту у меня уже страшно опухли голеностопы. Не давали мне книги из библиотеки, отправляли назад посылки с литературой, применяли силу, будили через каждый час-два. Поэтому за 2 месяца я написал заявлений в надзорные органы и публикаций столько, сколько ранее за год. Если в «Лефортово», СИЗО 99/1 и на голодовке в «Матросской тишине» я писал по 10 часов в день, то в больнице Торжка строчил по 15-16 часов ежесуточно, попутно изучая законы. Проверки из-за профучета как «склонного к побегу» были в полночь, час и 2 часа ночи. Отбой в 22:00, а в 2 ночи я уже стабильно сидел за столом, подвинув его к лампе ночного света. Только в самом конце мне выдали библиотечные книги: Рериха, Ремарка, Вольтера, Хемингуэя, что несколько ослабило темп борьбы.

Получается, что для государства гораздо эффективнее было казнить меня, чем тратить столько сил и средств на закручивание пружины ненависти. 300 млрд рублей из бюджета в год на ФСИН только ухудшают криминогенную ситуацию в стране. Исправительные учреждения не несут функцию, заложенную в названии, а являются карательными. Заключая осужденных в нечеловеческие условия, Кремль взращивает закоренелых преступников. За решеткой вы не услышите смеха, велеречивых выступлений, праздничных мероприятий. Узники лишены самых элементарных фруктов и свежих овощей, алкоголя, каких-либо наслаждений, свежего воздуха. Не дай Бог вам испытать разлуку с малолетними детьми и престарелыми родителями. Когда лишаешь человека свободы, уже нет смысла его мучить. У кого все отобрали, тому нечего терять.